—Музыка
—Рубрики
- аптека для души (5199)
- Россия, русский язык (322)
- ЗДОРОВОЕ ПИТАНИЕ (288)
- сыроедение (22)
- ПРОГНОЗЫ (72)
- мода (16)
- ЛИЧНЫЕ (3)
- аюрведа (938)
- АЮРВЕДА (173)
- видео (1268)
- живопись,природа (148)
- животные (586)
- здоровье,нетрадиционные методы лечения (1982)
- ИСЦЕЛЕНИЕ (312)
- изотерика (1313)
- ЭЗОТЕРИКА (520)
- йога (167)
- КНИГИ (263)
- красота (1020)
- кулинария,рецепты (349)
- любовь (809)
- медитации (338)
- МОДА,МОДЕЛИ (55)
- мода, весна (18)
- мужчина,женщина (490)
- музыка (1619)
- неизведанное (320)
- нетрадиционные методы лечения (509)
- ThetaHealing(Тета-исцеление) (37)
- новости в изучении русского языка (51)
- позитив,позитивное мышление (4219)
- полезные советы (7602)
- полезные ссылки (3449)
- поэзия,стихи (329)
- притчи (499)
- просветленные учителя (112)
- процветание (226)
- психология (584)
- ритуалы (211)
- успех (128)
- фильмы (95)
- фото (161)
- фэн-шуй (138)
- чудеса и волшебство (293)
- юмор (133)
—Метки
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
Среда, 06 Июня 2012 г. 08:38 + в цитатник
«Поющие в терновнике» Колин Маккалоу : цитаты из фильма
Кому интересно ранее опубликованный пост «Королек — птичка певчая» | История Любви
Воском стекаю к твоим рукам,
Не обжигая кожу…
Ты не полюбишь – ты знаешь сам,
И разлюбить не сможешь…
Любишь – не любишь, не в этом суть!
Важно, что снова вечер,
Что пересекся с твоим мой путь,
Важно, что тают свечи…
Пламени свечек годы отдам,
Жить без любви не желаю!
Воском стекаю к твоим рукам,
Каплей последней таю…
Есть такая легенда — о птице, что поет лишь один раз за всю свою жизнь, но зато прекрасней всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо все самое лучшее покупается лишь ценою великого страдания.
Мы можем отдавать только то, что в нас есть, не больше, правда? А на сцене я уже не я, или, может быть, точнее, там сменяют друг друга разные «я». Наверно, в каждом из нас намешанно множество всяких «я», согласны? Для меня театр — это прежде всего разум, а уж потом чувство. Разум раскрепощает и оттачивает чувство. Надо ведь не просто плакать, или кричать, или смеяться, а так, чтобы зрители тебе поверили. Знаете, это чудесно. Мысленно представить себя совсем другим человеком, кем-то, кем я стала бы, сложись все по-другому. В этом весь секрет.
Было во Френке что-то такое, что убивало и нежность и сочуствие — этому угрюмому сердцу не хватало внутреннего света.
Она красива, а все красивое доставляло ему удовольствие; и, наконец, — в этом он меньше всего склонен был себе признаться, — она сама заполняла пустоту в его жизни, которую не мог заполнить бог, потому что она живое любящее существо, способное ответить теплом на тепло.
Почему она не может быть непорочно святой, чистой и незапятнатой, как сама богоматерь, почему не стоит выше этого, пусть даже в этом виновны все женщины на всем свете! А она прямо т открыто подтверждает, что виновна, — от этого можно сойти с ума.
Ведь все деревья кажутся одинаковыми лишь тем, кто не знает, как сердце может отметить и запомнить в бескрайних лесах одно единственное дерево.
Любовь к Мэгги и естественное для священника побуждение всегда и всякого духовно поддержать боролись в нем с неодолимым страхом — вдруг станешь кому то нужен как воздух и кто то станет как воздух нужен тебе.
Не понять было, слышит ли Мэгги эти глупые прибаутки; остановившимися глазами она безрадостно смотрела куда-то поверх его плеча, и в глазах этих была невысказанная повесть слишком ранних трагедий, недетских страданий и горя, тяжкого не по годам.
Я совершенно здорова. Но когда уже стукнуло шесдесят пять, в этом есть что-то зловещее. Вдруг понимаешь: старость это не что-то такое, что может с тобой случиться, — оно уже случилось.
И если даже она никогда больше, до самой смерти, его не увидит, ее последняя мысль на краю могилы будет о нем, о Ральфе. Как это страшно, что один единственный человек так много значит, так много в себе воплощает.
Неужели все мужчины такие — любят что-то неодушевленное сильней, чем способны полюбить живую женщину? Нет, конечно, не все. Наверно, таковы только сложные, неподатливые натуры, у кого внутри сомнения и разброд, умствования и расчеты. Но есть же люди попроще, способные полюбить женщину больше всего на свете.
Приятно состязаться в остроумии с противником столь же тонкого ума, приятно превзойти его в проницательности — ведь на самом-то деле никогда нет уверенности, что она и вправду его превосходит.
Урок номер один: в любви нет таких поворотов, которые не выносили бы света.
Она подошла, перешагнула через низенькую белую ограду, так близко подошла, что он уже ничего не видит — одни глаза ее, серые, полные света глаза, все такие же прекрасные, и все та же у них власть над его сердцем.
В боге, в которого он, Лион верит, думалось ему, лучше всего то, что он может всё простить;он простит Джастине органически присущее ей безбожие, а ему, Лиону-что он замкнул все свои чувства на замок до поры, пока не сочтёт нужным снова дать им выход. Одно время он с ужасом думал, что ключ потерян навсегда. Лион усмехнулся, отшвырнул сигарету. Ключ… Что ж, иногда ключи бывают престранной формы. Быть может, понадобится каждый завиток, каждая кудряшка этой огнено-рыжей головы, чтобы отпереть этот хитроумный механизм.
Тот, кому нечего терять, может всего добиться, того, кто не чувствителен к боли, ничто не ранит.
Мужчины… Они почему-то уверены, что нуждаться в женщине — слабость. Я не про то, чтобы спать с женщиной, я о том, когда женщина по-настоящему нужна.
Ведь только тому, кто хоть раз поскользнулся и упал, ведомы превратности пути.
… ей нестерпимо хочется живого чувства, волнения, которое обдало бы ее словно жарким и сильным ветром. И совсем не хочется весь свой век плестись, как заведенной, по одной и той же колее; хочется перемен, полноты жизни, любви. Да, любви, и мужа, и детей.
Я сама так устроила свою судьбу, мне некого винить. И ни о единой минуте не жалею.
Все вы одинаковы, этакие огромные волосатые мотыльки, изо всех сил рветесь к какому нибудь дурацкому огоньку, бьетесь о прозрачное стекло и никак его не разглядите. А уж если ухитритесь пробраться сквозь стекло, так лезете прямо в огонь и сгораете, и конец. А ведь рядом тень и прохлада, есть и еда, и любовь, и можно завести новых маленьких мотыльков. Но разве вы это видите, разве вы этого хотите? Ничего подобного! Вас опять тянет к огню и вы бьетесь, бьетесь до бесчувствия, пока не сгорите!
Пусть мы и сами знаем, что оступаемся, знаем даже раньше, чем сделали первый шаг, но ведь это сознание все равно ничему не может помешать, ничего не может изменить.
А какая разница, если бы он и знал, что Дэн — его сын? Можно ли было любить мальчика сильней, чем он любил? И разве, знай он, что это его сын, он поступал бы иначе? Да! — кричало его сердце. Нет, — насмехался рассудок
Стойки и выносливы люди на этой земле — она не позволяет им быть иными: малодушные, не обладающие неистовым, непреклонным упорством, недолго продержатся на Великом Северо-Западе.
Я никогда тебя не забуду, до самой смерти не забуду. А жить я буду долго, очень долго, это будет мне наказанием.
Наверное, в нас живет демон разрушения, всегда хочется переворошить огонь. Это лишь ускоряет конец. Но какой красивый конец!
В старости тоже есть смысл. Она даёт нам перед смертью передышку, чтобы мы успели сообразить, почему жили так, а не иначе.
Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет её кинуться на остриё и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает её сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поёт, поёт до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвётся дыхание. Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, — мы знаем. Мы понимаем. И всё равно грудью на тернии. Так будет всегда.
Колин Маккалоу создала ЭТУ книгу — и навеки вписала свое имя в «золотой фонд» высокого любовного романа. Нора Галь перевела ЭТУ книгу на русский язык — и сделала читательницам нашей страны бесценный подарок. Читательницам, которые стали шить себе платья фасона «фокстрот» и цвета «пепел розы». Читательницам, которые искренне переживали радость, страсть и боль истории любви Мэгги Клири и Ральфа де Брикассара. Истории любви, не имеющей себе равных!
Только попробуй полюбить человека — и он тебя убивает. Только почувствуй, что без кого-то жить не можешь, — и он тебя убивает.
Я никогда тебя не забуду, до самой смерти не забуду. А жить я буду долго, очень долго, это будет мне наказанием.
Никому и никогда не испытать чужую боль, каждому суждена своя.
Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет её кинуться на остриё и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает её сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поёт, поёт до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвётся дыхание. Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, — мы знаем. Мы понимаем. И всё равно грудью на тернии. Так будет всегда.
Тот, кому нечего терять, может всего добиться, того, кто не чувствителен к боли, ничто не ранит.
Есть такая легенда — о птице, что поет лишь один раз за всю свою жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо все лучшее покупается лишь ценою великого страдания… По крайней мере, так говорит легенда.
Ребята, мы вкладываем душу в AdMe.ru. Cпасибо за то,
что открываете эту красоту. Спасибо за вдохновение и мурашки.
Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте
Когда Колин Маккалоу писала «Поющих в терновнике», едва ли она предполагала, что создаст роман-бестселлер, который будет приводить к катарсису миллионы женщин по всему миру. Сегодня произведение переведено более чем на 20 языков, а права на книгу проданы на аукционе за $1,9 млн.
